— Разбирательства никого не интересуют. Там своя правда. Ты просто не с теми ребятами тот вечер решила провести. У Красно мать в министерстве образования, у Мишина родной дядя в администрации губернатора работает. А Горину-старшему наша академия в ноги должна кланяться . Так что…

Я судорожно сглатываю и обессиленно горблюсь на стуле. Ректору не хватает только одной фразы: что это дети каких-то шишек, а я просто Аня Просветова. Без роду и племени.

— У меня серьёзные неприятности, да? — спрашиваю уже прямо.

Иван Андреевич опять берёт в руки свои очки. То разводит их тонкие дужки, то снова сводит.

— Ну, приятностью эту ситуацию не назовёшь. Но на самом деле всё не так и ужасно.

Головой я понимаю, куда сейчас будет клонить ректор. Правда, слушать это не хочется. Но есть ли у меня выбор? Во рту сохнет, в горле уже противно и даже болезненно першит, а пальцы сильнее сжимают подлокотники.

— Иван Андреевич, что от меня теперь хочет Петрова?

***

Из кабинета ректора я выхожу как пыльным мешком ударенная. Пара уже закончилась, и коридоры заполнились студентами, голоса которых слышу так, словно нахожусь под толщей воды.

Держу в руках пальто, вызволенное из гардероба уже на автомате, и ветровку и просто плыву в этом глухом шуме.

Где-то в глубине себя я понимаю, что нужно было готовиться к этому с того самого момента, когда моя ладонь оставила след на щеке Полины.

Но новости от Ивана Андреевича ещё не уложились в моей голове. Сейчас я только и думаю, что на парковке у академии меня ждёт Тимур. И чем дальше от моей спины оказывается дверь кабинета ректора, тем быстрее становится мой шаг.

Из самой академии я буквально выбегаю, не накинув на плечи ни ветровку, ни пальто, наплевав на прохладный, моросящий дождь. Шлёпаю кроссовками по лужам и не обращаю внимания на вибрирующий в заднем кармане джинсов телефон.

В том, что это звонит мне не Тимур, я уверена. Я ведь вижу его на противоположной стороне улиц, через железные прутья ворот. Скрестив руки и накинув капюшон ветровки, он сидит на капоте своей машины и занят явно не тем, что набирает в данный момент мой номер. А другие звонки для меня сейчас и не важны. Мама. Соня. Папа Римский.

Я бегу к Тиму. Он замечает моё приближение. Поднимается на ноги, а меня будто бы кто-то в спину подталкивает.

Если сегодня утром я ещё боялась представить, что могу хоть как-то проявить чувства к Тимуру при посторонних, то сейчас влетаю в его руки. Он обнимает меня и, зарывшись лицом в мои влажные волосы, бормочет:

— В машину давай, живо.

Я выполняю этот приказ беспрекословно. Отодвигаюсь от Тима и намереваюсь сесть в его автомобиль, но боковым зрением улавливаю яркое пятно на другой стороне улицы — тошнотворно-розовый пиджак Полины.

Направляю голову туда как-то неосознанно.

И там, возле серебристой иномарки, я вижу Петрову с компании одного из парней, участвовавших в драке. Кажется, это и есть тот самый Мишин. Они оба смотрят в нашу с Тимуром сторону. Между нами метров тридцать-сорок, но не почувствовать, как взгляд Петровой буквально четвертует меня, невозможно. Тревога уже заполняет грудь.

— Тим, там Полина, — произношу настороженно и так же кошусь и на Тимура.

— И что? Покажи ей средний палец, — усмехается он, но не перестаёт держать ладонь на моей талии.

А я напрягаюсь всем телом. Не поворачивая головы, поглядываю в сторону, где стоят Мишин и Полина. Жду от неё любой провокации. Что она там может? Подбежать и снова вцепиться мне в волосы? Или крикнуть какую-нибудь гадость в спину? Но ничего не происходит. Розовое пятно просто исчезает из поля зрения. Это даже как-то пугает… Не в стиле Полины, так сказать.

Когда я сажусь в машину Тима, то вижу, что исчезла с парковки и та серебристая иномарка. Выдыхаю, подперев затылком подголовник пассажирского сиденья.

— Как прошла беседа с ректором? — сразу спрашивает Тимур, даже не успев закрыть за собой дверь.

Повернувшись к нему, понимаю, что не хочу ни о чём говорить. Я просто хочу прильнуть к Тиму. Поэтому придвигаюсь и прижимаюсь лбом к его плечу. Прохладные капли на ткани ветровки жгут моё лицо, а я лишь закрываю глаза.

— Ань, всё хреново, так? — Тимур вздыхает мне в волосы, а когда я так и не отвечаю, не переставая подпирать лбом его плечо, он уже нетерпеливо тормошит меня, бодая носом мою макушку. — Не молчи.

— А как ты здесь оказался? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Вообще-то меня к себе вызывал ректор. Разве я мог ему отказать? — слышу в голосе Тима сарказм.

— Ты же прячешься?

— Я просто не хочу ехать домой. Да и к Богудонии уже привык. — А вот этих словах ни капли издевки.

— И что сказали тебе?

— Ничего нового. Объясняли, что таким поведением я позорю репутацию отца.

— Они ему позвонят?

— Понятия не имею. Даже если и так, то что? Он сильно не расстроится, — хмыкает Тим, но тут же опять становится серьёзным. — Я от тебя наконец услышу ответ или нет?

Тимур касается ладонью моего лица. Аккуратно обхватывает за подбородок и заставляет меня поднять голову. Я нехотя открываю глаза и попадаю под хмурый взгляд Тима. Неожиданно замечаю, что бритый уголок правой брови уже практически зарос. Видимо, сейчас я готова думать о чём угодно, только не о своих проблемах… Но от реальности никуда не денешься, как ни старайся.

Набираю в грудь воздуха и, грустно улыбнувшись, выдыхаю, сама не веря в то, что говорю:

— Кажется, меня отчисляют.

Глава 42. Тим

Глава 42. Тим

Швыть. Швыть.

С таким противным звуком дворники скользят по лобовому стеклу.

Швыть. Швыть.

Я морщусь. Надо заменить, или это окончательно расшатает мне нервную систему. А она и так ни к чёрту, если в этот момент я думаю о каких-то сраных дворниках.

На пассажирском сидит притихшая Аня. Да и какой ей ещё быть? Так встрять. Мне надо было не трахать Петрову в своей тачке, а придушить её и закопать где-нибудь в лесу. Тварь. Нужно было действительно заставить её ползать на коленях перед Аней. Стереть всю её штукатурку с лица о паркет. Сжимаю пальцы на руле, жалея, что сейчас в них не патлы Петровой. Оттаскал бы за них с удовольствием ещё раз.

— Только не к подъезду, — просит Аня, когда я, задумавшись, подъезжаю к тому дому, к которому привозил как-то забытые тетради.

Резко торможу, оглушая визгом шин пустой двор.

— Хочешь, я поговорю с Полиной? Припугну, — поворачиваюсь к Ане, озвучивая то, что вертелось у меня на языке с момента, как она рассказала мне о разговоре с ректором.

— Не надо, — выпрямившись на сиденье, Аня испуганно округляет глаза и вертит головой. — Лучше к ней вообще не приближаться.

А я протяжно вздыхаю. Это, конечно, не то, что я бы хотел услышать. Мне бы по душе пришёлся ответ: «Давай вместе уроем эту суку!»

Во взгляде Ани я уже вижу сожаление. Придвигаюсь к ней и беру её ладонь в свою. Она холодная и влажная. Мне приходится крепко сжать тонкие пальцы, чтобы хоть как-то попробовать согреть их.

— Ты всё сделала правильно. Дала этой дряни отпор, — говорю уверенно, глядя прямо в Анины глаза.

Она растерянно хлопает ресницами, на которых уже блестят слёзы. Потупив взгляд, Аня вижимается лбом в моё плечо.

— Словами надо было решать, а не дракой, — бормочет тихо.

По натянутому и дрожащему голосу чувствую, что она готова расплакаться. Эта девочка не привыкла стоять за себя. Тем более таким образом. Это мне понятна сила кулаков и что не всегда разговором можно добиться правды. А её всё это пугает.

Я сгребаю Аню в объятия. Лицом она прижимается к моей шее, часто и горячо дышит, и я чувствую, что её нос и щёки влажные. Значит, всё-таки расплакалась.

— Такие, как Петрова, слов не понимают. — Прикасаюсь губами ко лбу.

Провожу ладонью по длинным белокурым волосам. Всё ещё влажные от дождя, они путаются у меня в пальцах.

— Зато все её слова слушают. Она отлично сговорилась и Мишиным, Красно и этим… — Аня хлюпает носом и договаривает: — Ляпиным.