Но не сегодня. Сегодня лекция началась с того, что преподаватель уже минут пятнадцать отсутствует в аудитории после звонка.

Подперев ладонью подбородок, я бездумно рисую на полях тетради какие-то закорючки, пока Соня под боком залипает в телефоне, а в аудитории стоит жужжание голосов одногруппников.

Но больше всех шумят Петрова и Красно. Пока нет преподавателя, они снимают свой очередной странный ролик. Полина и Женя установили телефон на маленький штатив на первую парту в нашем ряду. Став перед ней, они повторяют какие-то движения на камеру.

От нечего делать я искоса поглядываю на этот цирк. И не надоедает же им изо дня в день заниматься одним и тем же: дёргаться под какой-нибудь модный трек и открывать рот.

— Блин, — сокрушается Женя, — опять я на видео как корова. Поль, давай переснимем.

— Мне нравится, — твёрдо отчеканивает Петрова.

— Ты там получилась классная, а я… — продолжает ныть её подружка.

— Не всем дано быть фотогигиеничными, — с пренебрежением бросает Петрова. — Вот я фотогигиенична, а ты просто нет…

Фото… чего? Я снова перевожу взгляд со своих каракуль на двух подружек. Вот и весь IQ Полины. Я со вздохом прикрываю глаза, а Соня слегка толкает меня в бок.

— Фотогигиеничная... Кажется, у Петровой реально вместо мозга одни лайки, — тихо хихикает она.

И я подхватываю её настрой. Посмеиваюсь, пряча под ладонью улыбку.

— Просветова, я что-то смешное сказала? — неожиданно резко и громко по аудитории разлетается голос Полины.

Уголки моих губ моментально опускаются, и Сонька тоже прекращает смеяться. Ясно. У Петровой явно со слухом лучше, чем с интеллектом. Но на её вопрос я отмалчиваюсь.

— Ау! Просветова, повторяю. Чего ржёшь? — уже с нажимом продолжает Полина.

И, как назло, всего пару секунд назад мои одногруппники жужжали как пчёлы, а теперь затихли.

— Ничего, — сухо констатирую я, поправляя невидимую прядь волос возле уха, а под ложечкой уже неприятно подсасывает.

— Я видела, как ты на нас глазеешь. Надо мной ржёшь? — боковым зрением вижу, что Полина медленно двигается к нашему столу, но я молчу, поджав губы. Надо быть умнее и просто игнорировать. Только вот Полина молчать не собирается. Подойдя к нашему с Соней столу, упирается ладонями в его поверхность, нависая надо мной. — Молчишь… Теперь не смешно. Язык в твоей жирной заднице застрял, да? — шипит Полина.

Всё это мне неприятно. Мои пальцы, всё ещё держащие шариковую ручку, сжимают её ещё крепче. Желания сейчас смотреть на Петрову нет, но я всё равно поднимаю на неё взгляд. Несколько секунд мы обе молчим. Глаза Полины сверкают надменностью и пренебрежением. Вот бы ответить ей, что-нибудь едкое.

Но Петрова вдруг одним резким движением руки смахивает все мои вещи со стола. Ручки, методичка — всё с грохотом летит вниз. И второй раз за день листы моего конспекта разлетаются по полу.

— Теперь посмейся, дура белобрысая, — на всю аудиторию заявляет Полина и вдобавок толкает меня в плечо.

И от её толчка у меня всё темнеет перед глазами. Грудь словно протыкают острым жалом, а лёгкие слипаются от ринувшегося мне в кровь выброса адреналина. Я чётко и очень ярко осознаю: как она меня достала! Моё терпение вдруг схлопывается так быстро, что я сама не понимаю, как с моих губ на одном выдохе слетает громкое:

— Я над тобой смеялась.

В аудитории становится ещё тише. Полина ошарашенно хлопает ресницами, а я, под дикий бой сердца в груди, уже проклинаю себя… Вляпалась, кажется.

— Повтори, — медленно произносит Петрова, угрожающие склоняясь надо мной.

В моей голове хаотично прыгают вопросы: зачем я в это влезла и как бы уйти от конфликта. Но делаю и говорю совсем другое:

— Я смеялась над тобой, — чётко повторяю я, а в мой голос вот-вот прорвётся дрожь.

Дура ли я, что вступают в перепалку с Петровой? Естественно. Мне бы действительно прикрыть рот, но мои разбросанные на полу вещи словно столкнули меня в чан с адреналином. А выражение лица Полины не предвещает ничего хорошего.

— Ты страх потеряла, а? — Опираясь ладонями на парту, она медленно и так угрожающе наклоняется к моему лицу, что мне ничего не остаётся, кроме как в ответ подняться со стула.

И у меня сильно печёт под ложечкой, когда наши взгляды оказываются на одном уровне. Только что мне теперь делать? Ждать поддержки от одногруппников? Но что-то они не спешат вставать между нами. Все дружно глазеют на нас. А можно мне просто молчать? Или…

— Нет такого слова «фотогигиенично», — бросаю в лицо Петровой.

Три удивлённых хлопка наращённых ресниц, и глаза Полины сужаются:

— Ты мне будешь указывать, как говорить?

Я набираю полную грудь воздуха и осмеливаюсь озвучить:

— Правильно фотогенично. В переводе с греческого…

— Да мне глубоко фиолетово, с какого это языка, — цедит Полина. — Я тебе сейчас на нормальном объясню. Ты меня тупой назвала.

— Я разве произнесла, что ты тупая? — перебиваю Петрову, вопросительно приподнимая брови. — Ты сама себя так назвала сейчас.

И взгляд Петровой уже звереет, а её ноздри раздуваются. Начинает казаться, что ещё секунда, и она кинется на меня. От этой мысли окончательно сворачивается в холодный комок желудок. Хочется сжаться самой, но как могу твёрдо стою и держу свой взгляд глаза в глаза с Петровой. А по аудитории уже расползается тихое шушуканье. Да и позади себя слышу, как напряжённо бормочет Соня и дёргает меня за край кофты.

— Ань, не надо. Сядь.

— Извиняйся, — вдруг громко объявляет Полина.

Теперь наступает моя очередь хлопать ресницами.

— За что?

— За то, что посмела открыть рот в мою сторону. Проси прощения у меня. Быстро.

А у меня быстро лишь во рту слипается. Всё, что я могу под испепеляющим взором Полины, — это держать своё лицо каменным, тогда как сердце тарабанит в груди.

— Не буду, — слегка вскидываю подбородок, стараясь казаться уверенной.

Полине достаточно чуть дёрнуться в мою сторону, как я тут же вздрагиваю. Я не то что боюсь её, просто… Петрова — дева неуравновешенная, а я и правда не понимаю, почему она ко мне привязалась. За тот смешок?

— Я не буду извиняться, — произношу чуть твёрже.

А Полина вдруг резко хватает меня за ворот свитера и дёргает к себе. Кислород в моих лёгких сразу же каменеет…

— Слушай сюда, конченая... — рычит мне в лицо Петрова, вовсю сверкая бешеным взглядом.

— Так! — по аудитории разносится громкий возглас преподавателя вместе с хлопком двери, а наманикюренные пальцы Петровой ослабляют свою хватку. Я сразу же отшатываюсь от этой ненормальной и одёргиваю свитер, стараясь выровнять дыхание. — В чём дело? Петрова. Просветова, — строго перечисляет наши фамилии препод, и в аудитории теперь идеальная тишина. — Почему не на местах? Всё выучили и к коллоквиуму готовы?

— Выучили, Семён Иванович, — елейно причитает Петрова, уже повесив на себя такую же приторную улыбку. Правда, взгляд Полины всё ещё протыкает меня презрением. — Да, Анютка?

— Да, — не своим голосом подтверждаю я и наконец отвожу глаза от омерзительно улыбающегося лица Полины.

Сажусь на место, ощущая жуткую тяжесть в ногах. А Соня тут же поднимает мои слетевшие со стола тетради, ручки и аккуратно придвигает их ко мне.

— Как раз таки в Ане я не сомневаюсь, — говорит преподаватель, — меня вот ты интересуешь, Полина. Дело движется к зачёту, а у тебя баллов даже для допуска не хватает. Давай-ка иди к доске.

Полина недовольно фыркает и уже делает шаг от нашего стола, как вдруг резко наклоняется к моему уху.

— Я тебя урою, — её змеиное шипение заставляет меня вздрогнуть. — Ты пожалеешь, что учишься здесь…

Глава 3

Глава 3

— Мам, ты дома? — зачем-то громко объявляю на весь коридор, как только переступаю порог квартиры.

Знаю, что никто мне не ответит, но, захлопнув дверь и повернув ключ в замке, я несколько секунд прислушиваюсь. Тишина. Скидываю сумку на пуф у двери, стаскиваю кеды и ветровку и расслабленно усаживаюсь на этот же пуфик.